– Кто это сказал, что ты научишься владеть собой?
– Я. Ну же, Дэвид, я действительно не могу иначе. Кто знал, что я стану такой?
Он ничего не ответил.
– Я вернусь, – сказала она. – Я уверена, что справлюсь с собой, стоит мне все испробовать. Пожалуйста, верь мне.
Он ничего не ответил.
– Она ждет меня. Ты же слышал, я ее просила. Нельзя же останавливаться на полпути.
– Я уезжаю в Париж, – сказал Дэвид. – Найдешь меня через банк.
– Нет, – сказала она. – Нет. Ты должен помочь мне.
– Я не могу тебе помочь.
– Можешь. Ты не уедешь. Я этого не выдержу. Я не хочу оставаться с ней. Я всего лишь хочу попробовать. Неужели не ясно? Ну пожалуйста, пойми. Ты всегда понимал меня.
– Только не в этом.
– Пожалуйста, попытайся понять. Раньше ты все понимал. Правда, Дэвид?
– Может быть. Раньше.
– Мы сами это затеяли, и, когда все кончится, останемся только мы. Я люблю одного тебя.
– Не делай этого.
– Не могу. Еще в школе мне всегда попадались подружки, которые хотели попробовать. Но я не решалась и так и не рискнула. А сейчас не могу иначе.
Он ничего не ответил.
– Ты должен знать, что я чувствую.
Он ничего не ответил.
– Как бы там ни было, она влюблена в тебя, и ты тоже можешь быть с ней, и мы будем квиты.
– Ты сошла с ума, дьяволенок.
– Знаю, – сказала она. – Молчу.
– Поспи, – сказал он. – Просто ляг рядом тихонечко, и мы оба заснем.
– Я так люблю тебя, – сказала она. – И ты единственный, с кем мне хорошо. Я и ей слишком много о тебе рассказывала, впрочем, ни о чем другом она и говорить не хочет. Ну вот, я успокоилась и теперь могу идти.
– Нет. Не надо.
– Да, – сказала она. – Подожди. Я скоро.
Когда она вернулась, Дэвида в комнате не было. Она постояла, глядя на пустую постель, потом подошла к ванной комнате, открыла дверь и долго смотрела на себя в высокое зеркало. Лицо ее ничего не выражало. Таким же безразличным взглядом она оглядела себя с головы до ног. Когда она вошла в ванную и прикрыла за собой дверь, на улице было уже темно.
Из Канн Дэвид вернулся уже в сумерках. Ветер стих. Он поставил машину на обычную стоянку и прошел по дорожке до того места, где свет из окон освещал внутренний дворик и сад. Из дверей навстречу ему вышла Марита.
– Кэтрин в скверном состоянии, – сказала она. – Пожалуйста, будь с ней поласковее.
– К черту вас обеих, – сказал Дэвид.
– Меня, пожалуйста. А ее нет. Не надо так, Дэвид.
– Не учи меня.
– Ты не хочешь за ней поухаживать?
– Не очень.
– Тогда я.
– Ну еще бы!
– Не будь дураком, – сказала она. – Поверь мне, это серьезно.
– Где она?
– Там, ждет тебя.
Дэвид вошел в дом. Кэтрин сидела возле пустого бара.
– Привет, – сказала она. – Зеркало так и не принесли.
– Привет, дьяволенок. Извини, я задержался.
Его поразили ее мертвенная бледность и вялый голос.
– Я думала, ты уехал совсем, – сказала она.
– Разве ты не заметила, что вещи на месте?
– Я не смотрела. Да ты бы ничего и не взял.
– Да, – сказал Дэвид. – Я ездил в город.
Она вздохнула и отвернулась к стене.
– Ветер стихает, – сказал он. – Завтра будет хороший день.
– Мне все равно, что будет завтра.
– Уверен, что это не так.
– Так. Не уговаривай меня.
– И не думаю, – сказал он. – Пила что-нибудь?
– Нет.
– Я приготовлю.
– Не поможет.
– А вдруг. Раньше помогало.
Он стал готовить коктейль, а она механически следила, как он смешивает напитки и наливает их в стаканы.
– Не забудь маслины в чесночном соусе, – сказала Кэтрин.
Он подал ей стакан и поднял свой:
– Это за нас.
Она вылила свой коктейль на стойку бара и смотрела, как жидкость растекается по деревянной поверхности. Потом взяла одну маслину и положила в рот.
– Нет больше «нас», – сказала она. – Кончились.
Дэвид вынул из кармана платок, вытер стойку и приготовил еще коктейль.
– Все дерьмо, – сказала Кэтрин.
Дэвид протянул ей стакан, она взяла его и снова вылила. Дэвид еще раз вытер жидкость платком, неторопливо выжал его. Потом он выпил свой мартини и смешал два новых.
– Этот ты выпей, – сказал он. – Просто так.
– Просто так, – повторила она, подняла стакан и сказала: – За тебя и твой проклятый платок.
Она выпила до дна и потом еще долго вертела стакан в руке, рассматривая что-то сквозь него, и Дэвид был уверен, что она вот-вот швырнет его ему в лицо. Но Кэтрин поставила стакан на стойку, взяла из него чесночную маслину, медленно прожевала ее и протянула Дэвиду косточку.
– Полудрагоценный камень, – сказала она. Спрячь в карман. Я бы еще выпила, если ты приготовишь мартини.
– Но пей понемногу.
– О, со мной все в порядке, – сказала Кэтрин. – Ты, возможно, даже разницы не почувствуешь. Когда-нибудь это со всеми случается.
– Тебе получше?
– Значительно. Нет, правда. Только что-то теряется, уходит. Мы теряем все, что имели. Но обретаем нечто другое. Все так просто, правда?
– Ты голодна?
– Нет. Но уверена, все обойдется. Ты ведь и сам так говорил?
– Конечно.
– Жаль, я не могу припомнить, что же мы все-таки потеряли. Но ведь это не важно? Ты сам говорил, что не важно.
– Да.
– Тогда будем веселиться. Что было, того не вернешь.
– Должно быть, было что-то, но мы забыли что, – сказал он. – Попробуем вспомнить.
– Я знаю, я что-то натворила. Но теперь все в прошлом.
– Вот и хорошо.
– Но что бы то ни было, никто в этом не виноват.
– Не будем о виноватых.
– Я знаю, что это было, – улыбнулась она. – Но я тебя не предавала. Действительно, Дэвид. Я бы не смогла. Ты же знаешь. Как же ты мог сказать такое? Зачем ты так?