Райский сад - Страница 53

– Убедился, что все так, как я сказала? – спросила Кэтрин.

– Да, – сказал Дэвид. Он облокотился на стойку.

– Наверное, достаточно было сжечь только газетные вырезки, – сказала Кэтрин. – Но я решила уничтожить все подчистую.

– Да, ты постаралась, – сказал Дэвид.

– Теперь ты можешь спокойно работать над повестью о нашем путешествии, и тебе ничто не помешает.

– Конечно, – сказал Дэвид.

– Хорошо, что ты рассуждаешь здраво, – сказала Кэтрин. – Ты даже не представляешь себе, какие они были плохие. Я должна была доказать тебе.

– Разве нельзя было сохранить хотя бы рассказ про Кибо? Он же тебе нравился.

– Я же сказала, что пыталась найти рассказ. Но если хочешь написать заново, я могу повторить его слово в слово.

– Любопытно получится.

– Действительно любопытно. Увидишь. Могу пересказать тебе его прямо сейчас. Начнем, если хочешь.

– Нет, – сказал Дэвид. – Не сейчас. Может быть, ты его запишешь?

– На бумаге у меня ничего не получается. Ты же знаешь. А пересказать могу в любой момент. Ведь другие рассказы тебе ни к чему? Они были совсем никудышные.

– Все-таки зачем ты это сделала?

– Чтобы помочь тебе. Ты поедешь в Африку и напишешь все заново. Теперь ты стал взрослым и сумеешь во всем разобраться. Природа не могла сильно измениться. Впрочем, лучше бы ты написал что-нибудь об Испании. Ты говорил, что природа там напоминает Африку, но зато в Испании говорят на нормальном языке.

Дэвид налил себе виски, отыскал бутылку минеральной воды и долил немного в стакан. Он вспомнил тот день и то место в долине по дороге в Ле-Гро-дю-Руа, когда они набрали в бутылки такой же минеральной воды и как…

– Давай не будем говорить о писательстве, – сказал он Кэтрин.

– Но я хочу, – сказала Кэтрин. – Только о настоящей, нужной работе. У тебя так хорошо получалось, пока ты не начал писать эти рассказы. Отвратительнее всего было читать о грязи, о мухах, о жестокости и зверствах. Ты, похоже, просто погряз в них. А эта ужасная сцена бойни в кратере и бессердечность твоего отца?

– Можно сейчас не говорить об этом? – спросил Дэвид.

– Нет, я буду говорить, – сказала Кэтрин. – Я хочу, чтобы ты понял, почему я должна была их сжечь!

– Напиши все, что хочешь сказать, – сказал Дэвид. Я бы предпочел тебя не слышать.

– На бумаге у меня ничего не получится, Дэвид.

– Получится.

– Нет. Но я могу пересказать их кому-нибудь, кто сможет записать, – сказала Кэтрин. – Если бы ты относился ко мне получше, ты бы сам записал. Если бы ты любил меня, то был бы рад помочь.

– У меня только одно желание – убить тебя, – сказал Дэвид. – И я не делаю этого только потому, что ты – сумасшедшая.

– Ты не смеешь так говорить со мной, Дэвид.

– Неужели?

– Нет. Не смеешь. Не смеешь. Слышишь?

– Слышу.

– Тогда запомни, ты не смеешь говорить мне такое. Не смеешь говорить такие гадости.

– Слышу, слышу, – сказал Дэвид.

– Не смеешь. Я не потерплю. Я разведусь с тобой.

– Буду только рад.

– Тогда я останусь и не дам тебе развода.

– Тоже неплохо.

– Я сделаю с тобой все, что захочу.

– Уже сделала.

– Я убью тебя.

– Наплевать, – сказал Дэвид.

– Даже в такую минуту ты не способен выражаться как джентльмен.

– Интересно, что сказал бы джентльмен в такую минуту?

– Что он сожалеет.

– Ладно, – сказал Дэвид. – Я сожалею… Я сожалею, что встретил тебя. Я сожалею, что женился на тебе.

– Я тоже.

– Заткнись, будь добра. Расскажи это кому-нибудь другому, кто сможет изложить все на бумаге. Я сожалею, что твоя мать встретила твоего отца и они зачали тебя. Я сожалею, что ты родилась и выросла. Я сожалею обо всем, что мы делали вместе, – и плохом, и хорошем…

– Неправда.

– Ладно, – сказал он. – Заткнусь я. Я не собираюсь произносить речей.

– Тебе просто жаль самого себя.

– Возможно, – сказал Дэвид. – Но, черт возьми, дьяволенок, зачем тебе понадобилось их сжигать? Мои рассказы?

– Я должна была, Дэвид, – сказала она. – Жаль, если ты не понимаешь.

На самом деле он все понял еще раньше, и его вопрос, теперь это было ясно, был чисто риторическим. Он не любил пустых фраз, не доверял фразерам, и ему стало стыдно за свою слабость. Он неторопливо пил виски с содовой, думая о том, как ошибаемся мы, считая, что, поняв, можно все простить, и постарался внутренне собраться, как в былые времена, когда вместе с механиком и каптенармусом проверял перед вылетом самолет, его мотор и вооружение. Тогда в этом не было необходимости, потому что они и так превосходно делали свое дело, но для него это был способ не думать о предстоящем и, как ни сентиментально это звучит, хоть как-то утешало. Сейчас это было необходимо, потому что он искренне был готов убить Кэтрин. Ему было стыдно за последовавшую за этими словами тираду. Но все сказанное было правдой, и теперь нужно было взять себя в руки на случай, если он вдруг начнет терять контроль над собой. Он налил еще виски, добавил минеральной воды и стал смотреть, как поднимаются и лопаются крошечные пузырьки воздуха. «Чтоб ее черти взяли», – подумал он, но вслух сказал:

– Извини, я погорячился. Конечно же, я понимаю.

– Очень рада, Дэвид, – сказала она. – Утром я уезжаю.

– Далеко?

– В Андай, а оттуда в Париж, чтобы найти художников для книги.

– Вот как?

– Да. По-моему, надо ехать. Мы и так потеряли много времени, а сегодня мне столько удалось сделать, что не хочется сбавлять темп.

– Как ты поедешь?

– На «бугатти».

– Не стоит ехать одной.

– Но я хочу.

– Не стоит, дьяволенок, поверь мне. Я не отпущу тебя.

– А поездом можно? Есть поезд прямо до Байонна. А там или в Биаррице я могу взять напрокат машину.