Райский сад - Страница 36

К оглавлению

Лежа на постели в комнате Мариты, в дальнем конце гостиницы, Дэвид спросил:

– Что, собственно, она хочет?

– Только то, о чем говорила вчера вечером, – сказала девушка. – У нее просто навязчивая идея.

– Ты рассказала ей, что мы были вместе?

– Нет.

– Она все знает.

– На нее подействовало?

– Ей все равно.

– Выпей вина, Дэвид, и отдохни. Мне не все равно, сказала она. – Надеюсь, ты понимаешь.

– Мне тоже, – сказал Дэвид.

Их губы встретились, он ощутил прикосновение ее тела, груди, ее раскрытых губ, и дыхание стало частым…

Глава восемнадцатая

Они лежали на пляже, и Дэвид смотрел на плывущие по небу облака и старался ни о чем не думать. Размышления до добра не доводят, и если бы он поменьше рассуждал, то, возможно, все плохое ушло бы само собой. Девушки о чем-то болтали, но он не прислушивался. Он продолжал смотреть в сентябрьское небо, а когда девушки замолчали, не поворачиваясь к ним, спросил Мариту:

– О чем ты думаешь?

– Ни о чем, – ответила она.

– Спроси меня, – сказала Кэтрин.

– Я догадываюсь, о чем ты думаешь.

– Нет, не догадываешься. Я думала о музее «Прадо».

– Ты была там? – спросил Дэвид Мариту.

– Нет еще.

– Сходим, – сказала Кэтрин. – Когда мы сможем выехать, Дэвид?

– Когда угодно, – сказал Дэвид. – Я только закончу рассказ.

– А ты бы приналег на работу.

– Я так и делаю. Скорее не получается.

– Я не имела в виду скорее.

– А я и не стану торопиться, – сказал он. – Если вам стало скучно, можете ехать вдвоем, а я присоединюсь к вам попозже.

– Я так не хочу, – сказала Марита.

– Не будь глупенькой, – сказала Кэтрин. – Он всего лишь играет в благородство.

– Нет. Вы можете ехать.

– Без тебя нам неинтересно, – сказала Кэтрин. – Сам знаешь. Мы вдвоем в Испании? Не смешно.

– Но ведь он работает, Кэтрин, – заметила Марита.

– Он может писать и в Испании, – ответила Кэтрин. – Мало ли испанских писателей работали в Испании. Будь я писателем, уверена, и мне бы писалось там легко.

– Я могу писать и в Испании, – сказал Дэвид. Когда ты хочешь ехать?

– Черт возьми, Кэтрин, – сказала Марита. – У него же работа в самом разгаре.

– Он уже пишет этот рассказ целых шесть недель, сказала Кэтрин. – Почему бы нам не переехать в Мадрид?

– Я же сказал, мы можем ехать.

– Не смей этого делать, – сказала Марита Кэтрин. – Даже не думай. У тебя совесть есть?

– Кто бы говорил о совести, – сказала Кэтрин.

– Иногда я поступаю по совести.

– Рада за тебя. А теперь постарайся быть вежливой и не вмешивайся, если кто-то хочет сделать лучше для всех.

– Я иду плавать, – сказал Дэвид.

Девушка поднялась и пошла за ним, и, когда они заплыли за камни, Марита сказала:

– Она не в себе.

– Значит, и винить ее не в чем.

– И что же ты собираешься делать? – спросила Марита.

– Закончу рассказ и начну новый.

– А что тогда делать нам?

– Только то, что можно.

Он закончил рассказ за четыре дня. Ему удалось передать то напряжение, которое он испытывал, пока писал, и тем не менее он, как всегда, сомневался: может быть, рассказ не так хорош, как ему кажется? Но холодный рассудок подсказывал, что рассказ получился.

– Как сегодня работалось? – спросила Марита.

– Я закончил.

– Можно прочитать?

– Если хочешь.

– Ты правда не против?

– Возьми две тетради в чемоданчике.

Он протянул ей ключ, а потом пошел в бар, выпил виски с содовой и просмотрел утреннюю газету. Она вернулась, села неподалеку на высокий стул и стала читать.

Дочитав до конца, она принялась читать снова, а он налил себе еще виски и наблюдал за ней. Когда она прочла рассказ второй раз, он спросил:

– Тебе понравилось?

– Это не может нравиться или не нравиться, – сказала она. – Ведь это о твоем отце.

– Да.

– Ты уже не любил его тогда?

– Нет. Я всегда любил его. Просто тогда я наконец узнал его.

– Страшный рассказ и прекрасный.

– Рад, что он тебе понравился, – сказал он.

– Я отнесу тетради, – предложила она. – Люблю ходить к тебе, когда дверь заперта.

– Она заперта.

Когда они вернулись с пляжа, Кэтрин была в саду.

– Итак, вы вернулись, – сказала она.

– Да, – ответил Дэвид, – мы отлично поплавали. Жаль, тебя не было.

– Жаль, если ты успел это заметить.

– Где ты была? – спросил Дэвид.

– Ездила в Канны по делу. Вы оба опоздали к обеду.

– Извини, – сказал Дэвид. – Хочешь что-нибудь выпить перед обедом?

– Извини, Кэтрин, – сказала Марита. – Я буду через минуту.

– Ты по-прежнему пьешь до обеда? – спросила Кэтрин Дэвида.

– Да, – ответил он. – Думаю, это не страшно, если много двигаешься.

– Когда я пошла, на стойке стоял пустой стакан из-под виски.

– Да, – сказал Дэвид. – По правде говоря, я выпил пару стаканчиков.

– «По правде говоря», – передразнила его Кэтрин. – Каков аристократ!

– Аристократ? Что-то я не ощущаю себя аристократом. Скорее, туземцем-простофилей.

– Меня раздражает твоя манера говорить, – сказала она. – Твои словечки.

– Понятно, – сказал он. – Не хочешь ли махнуть, пока не принесли жратву?

– Не паясничай.

– Лучшие из клоунов обходятся без слов, – сказал он.

– А кто сказал, что ты лучший? Да, я хотела бы выпить, если тебе не трудно поухаживать за мной.

Он приготовил три мартини, отмерив равные порции в кувшин со льдом.

– Кому третий мартини?

– Марите.

– Твоей потаскухе?

– Кому-кому?

– Потаскухе.

– Наконец-то, – сказал Дэвид. – Никогда не слышал этого слова и думал, так и умру, не узнав, что это такое. Ты великолепна.

– Самое заурядное слово.

– Так-то оно так, – сказал Дэвид. – Но какое же нужно мужество, чтобы произнести его так вот запросто. Ну, дьяволенок, будь умницей. Почему бы не сказать «твоей смуглолицей любовнице»?